С чёрно-белых снимков на нас смотрят лица – серьёзные и улыбчивые, строгие и добрые, беззаботные и словно с печатью грядущих испытаний на челе. Никто из них пока не знает, что выпадет на их долю совсем скоро, кому придётся пройти ужас боёв, кому – тяжко трудиться в тылу, кому суждено потерять самых близких. Каждому была дана своя судьба, но каждый из них на своём месте приближал Победу.
Сегодня в преддверии самого главного праздника мы открываем цикл публикаций победителей секции «Судьба человека в годы Великой Отечественной войны. Помним, гордимся!» студенческой научно-практической конференции. Ребята-первокурсники рассказали о своих родственниках – тех, кто воевал и ковал Победу в тылу. Научным руководителем всех работ выступила кандидат исторических наук Ольга Валерьевна Разумовская.
Открывает цикл рассказ победителя конференции Степана Марихова (КТ-124) «И в тылу ковалась Победа».
История моей прабабушки Марии Ивановны Барановой (1909-1979), записанная со слов её дочери, моей бабушки Нины Александровны Мариховой.
«Свекровь звала мою маму Машенька – вернее, даже Машенькя. Мама родилась 24 октября 1909 года. Было до самой смерти очень красива. «Ты душа моя Машуха, до чего ты хороша», - эту присказку часто повторяли о ней близкие. Её золовка говорила: «У моих братьев, Александра и Николая, красивые жёны были, Маруся да Женя». Но увы, пословица говорит: «Не родись красивой, а родись счастливой».
Александр и Мария Барановы
Трудно жилось моей маме, рано осталась она сиротой. Вышла замуж за Александра Николаевича Баранова в 22 года. Две её старшие дочери, Валенька и Лидонька, умерли младенцами за одну неделю от скарлатины.
Жили мои мама с папой в доме на краю деревни, который сами построили. Отец уходил на войну трижды: финскую, монгольскую, германскую. Погиб в 1944 году. Осталась мама одна с дочками, Тамарой и Ниной. Работала в колхозе каждый день, без выходных, с раннего утра до позднего вечера – а платили трудоднями. Была она беззащитная и робкая, поэтому посылали её работать туда, где особенно трудно.
Александр Баранов перед войной
Полевые работы начинались с весны. По насту сеяли клевер: насыпали в лукошко семена и разбрасывали по снежному полю. Потом готовили семена для посева, затаривали в мешки из сусеков, грузили на телегу, везли в поле. Если сеялка тракторная была, то стояли на её подножках и ссыпали зерно в бункер. Едет трактор по полю, а женщина стоит на узенькой подножке, мешает одной рукой зерно в бункере, другой держится, чтоб не упасть, тряска ужасная. Бывали случаи, падали с подножек, ушибались.
Когда появлялись всходы, красота вокруг божественная: изумрудная озимь, салатного цвета яровые. Лён в течение дня менял свою окраску: утром зелёный в капельках росы, днём голубой цветущий, как небо, вечером густо-зелёный. Пропалывать всходы было трудно, особенно лён: в нём вырастало много сорняков, колючка-жабрий ранила руки, делала их грубыми, в трещинах.
Под палящим солнцем трудились женщины с детьми в полях. Детских садов не было, дети наравне со взрослыми работали в поле с малых лет. Около нашего дома было поле льна, и мы с мамой пораньше старались начать работу. Проводили опыление льна от блохи: в марлевые мешочки насыпали дуст и стучали по ним палками, идя по льняному полю. Ни о какой технике безопасности и речи не было, закроешь рот и нос платком и всё, дышишь этим ядом, потом долго эта вонь тебя преследовала.
Иллюстрация из интернета
Убирали лён вручную: щипали, вязали снопы, ставили десятками для сушки, свозили на ток, там вальками околачивали. Головки отправляли на веялки, где отделяли льносемя от колкольца – коробочек льна. В августе расстилали льнотреску по полям, недели через три собирали в конусы, вязали в снопы, свозили под навес. Зимой треску пропускали в мялку и трепалом выбивали костру, получалось волокно. Поглотали пыли и грязи! Но за волокно выдавали немножко денег, поэтому старались заработать как можно больше.
Потом начинали вывозить навоз со скотных дворов. С каждого двора надо вывести 20 телег навоза, и только оставшееся можно было использовать на своём огороде. Опять проблемы: телегу надо запятить на двор, пять женщин, вылезая из кожи, поднимали телегу, нагружали навозом. Ноги в навозе, руки в мозолях, глаза в слезах. Нелегка работа и разбросать этот навоз по полю гектара в 3-4, а может, и больше.
Покос! Сколько пота и крови пролито в это время женщинами и детьми, чтобы заготовить корм скоту, особенно корове-кормилице. На сушку выходили все, от мала до велика. Но прежде чем сушить траву, надо было её скосить. Ранним утром по росе, как всегда босые, выходили бабы на косьбу, чтобы за один трудодень скосить 40 соток площади. Косить тяжело, да и коса плохо пробита. Некому пробивать. С неимоверными усилиями выполняли норму. Ходили на дальний покос по речке Добряхе и Федоряцкой, брали с собой нехитрую еду: картофель, хлеб, огурцы, одно-два яйца. Молоко в бутылке, чтоб не скисло, ставили в бочажину. Работали с утра до позднего вечера, далеко это было, ходили пешком километра 3-4. Косили осоку, от которой руки и ноги были в порезах, а от торфяной сырости кожу драло.
А дома свой усад стоял не кошен. Не запасешь сена – корову придется продать. А без коровы жить нельзя. Вот и старались всё сделать, мозоли с рук не сходили, цыпки и трещины на ногах не заживали. На своей усадьбе, как в колхозе, соблюдали севооборот. После картофеля сеяли овес, по овсу клевер. Клевер особенно тяжёл был при уборке, сох дня три при хорошей погоде. Его складывали в стог, который надо так сметать, чтоб его не промочило. Не каждая женщина умела это делать, а моя мама могла, поэтому чаще других она метала скирды и стога.
В августе всей деревней выходили выкашивать делянки, ополыши. Полусухую траву на лошадях вывозили на дол, досушивали, складывали в копны и делили на каждый двор, измеряли копны веревкой-перекидкой. Потом снашивали копны на носилках – это длинные жерди, гладкие, от работы отшлифованные, очень тяжело было.
В августе же начиналась уборка ржи: жали серпами, вязали снопы, складывали их в бабки. Молотили на конной молотилке: лошадь водили по кругу, чтоб крутить вал. Снопы развязывали или разрезали серпом и совали в молотилку между барабанами с зубцами. Это надо делать быстро, и сноровка нужна, чтобы не покалечиться и успеть подхватить новый сноп. Грязь, пыль летели во все стороны: в лицо, в глаза, в рот, под кофту, за шиворот, в голову. Одежонка была кое-какая, с заплатками.
Когда появились тракторные молотилки, стало еще тяжелее: работать надо было ещё быстрее, сноровистее. Иногда, сжалившись, к барабану ставили мужчин. Комбайном убирать было легче, но хуже утрамбовывать в копнителе солому граблями: одной рукой держишься, чтобы не упасть, другой граблями в копнителе орудуешь. От тряски в глазах темнело, голова кружилась.
До самых морозов убирали картофель, плугом выпахивали, собирали в корзины-двухручки весом в 20 килограммов, ставили их на телеги и вывозили в картофелехранилище. Мороженую картошку собирали на корм скоту: в поле делали бурты.
Особенно трудной и изнуряющей была работа доярок. Рано утром, часа в 4, надо напоить и отдоить группу коров голов в 20 и более и выгнать в поле. Молоко процедить во фляги (38 л), загрузить на телеги, отправить на молокозавод или составить эти фляги на снег. Ранней весной заполняли силосные ямы снегом и до лета, пока снег не растает, хранили там молоко. Затем мыли фляги, вёдра, сушили их на солнце, носили воду из колодца, самое малое вёдер 20, вычищали в стойлах навоз. В обед и вечером – эта же работа, заканчивали часов в 11 вечера. А дома свою корову надо обиходить.
В послевоенные годы с семьёй
Этот летний режим. С приходом зимы дойку проводили два раза в сутки. После отёла надо раздоить корову: по 5-6 раз в день делали массаж вымени и доение, старались сцедить молоко до последней капли, иначе будет мастит – болезнь вымени. Тем более, что в последних каплях было самое жирное молоко. Это зимой, в стужу, без электрического света, с фонарем «летучая мышь». А в свободное время ещё и вязали варежки для фронта.
Зимой очень тяжело было накормить коров. Натаскать сена вилами или охапками (20 и более), наносить воды с обледеневшего колодца, принести дров, затопить печку в кубовой, чтобы нагреть воду, намыть мороженую картошку, засыпать её в чан, сварить, приготовить пойло с посыпкой-отрубями, напоить и скребком почистить каждую бурёнку. Руки от тяжестей, от холода опухали. Дома тоже надо печку истопить, корову обиходить.
В послевоенные годы
Весной начинался отёл коров, и доярке добавлялась работа телятницы: целый месяц выхаживала, выкармливала она каждого теленка, потом сдавала на телятник. В маминой группе всегда телята были крепкими, она их выпаивала не только молоком, но и душистым витаминным настоем на сенной трухе. В свободное от уроков время я бегала поить телят, и они меня узнавали: как я дверь открою, начинают мекать. Я им клички давала: Малышка, Красавка, Ночка, Буян…
На такую адскую работу посылали самых беззащитных женщин, которые не могли отказаться, которых можно было запугать. Много лет моя мама была дояркой, я ей всегда помогала, и дома и на ферме, доить корову научилась с 10 лет.
Мама была передовой дояркой, её фотография висела на районной доске Почёта. Жаль, не сохранилась та фотокарточка. Одно время работала мама свинаркой. Своеобразная работа: в свинарниках запах тяжёлый, сырость, свиньи прожорливые и бывали злые, особенно хряки. Летом пасли их в поле, часто это делали дети.
Мама награждена медалью «За доблестный труд во время Отечественной войны».
Заболела мама неизлечимой болезнью и скончалась в возрасте 69 лет».
